Записки командира батареи
1941-1945
 

Известие о взятии Берлина застало меня в горах под Дрезденом, в красивейших местах, именуемых немецкой Швейцарией или Саксонской Швейцарией. Несколько офицеров находилось в имении какого-то генерала.
Двухэтажный особняк разместился в тихом ущелье, рядом хозяйственный двор и чистое помещение для коров. Война войной, а в хозяйстве был порядок. Меня, видевшего вилы, лопату да шайку, поразила умная механизация ухода за скотом. Не в генеральском имении, а даже в крестьянских дворах на пять коров стояли не обледенелые колоды для водопоя, а каждая корова имела в стойле чугунную миску с кнопкой - подошла, нажала носом кнопку и вода полилась в миску, отошла, кнопка отжалась и перекрыла воду. Остальное все бегало по рельсам, опрокидывалось и снова загружалось. И это еще 50 лет назад...
В самом особняке я увидел в застекленных шкафах, поставленных вдоль длинного коридора, прекрасную ихтиологическую коллекцию.
Конечно, и в этой коллекции, и в самой ихтиологии я ничего не понимал. Не в том суть. Меня поразила глубина познаний владельца коллекции, любовь, с какой была обустроена экспозиция. Вот что восхитило мой ум.
В другом месте, в небольшой комнате, был оборудован родовой музей. Здесь хранились вещи, начиная от тяжелой шпоры рыцарских времен до расщепленного пропеллера рухнувшего на землю кого-то из молодых членов семьи. Висели потемневшие портреты строгих предков.
Сабли, мечи - это уж само собой... Умный, толковый музей.
И горько становилось за нашу беспамятливость. Не о музее думалось - где там в наших коммуналках - но хотя бы вели записи по истории рода. Да, вот так и привыкли, что нет у нас рода - мы все винтики.
Заинтересовала и разумно устроенная детская половина. Скромные деревянные кровати, покрашенные в белый цвет, шкафы с книгами, удобные наклонные столы для занятий - все из простейшего материала.
Тут хоть на голове ходи - мамаша не будет дрожать за полировку мебели.
Гулко отдавались мои шаги в опустевших залах, и та же мысль, что тревожила меня на берегу Одера, не давала покоя: зачем надо было от такого благополучия, тишины и покоя шагать в наши снега и болота, мокнуть, дрожать и умирать, вспоминая в последний час, если не дворцы, то чистенькие и ухоженные домики с садиками по Одеру?
Берлин пал! Хожу по внутреннему дворику, под ногами зеленеет стриженная травка, распустились сладкопахучие цветы на неведомых мне кустах - мы живы! Хожу в земном раю, но помню оставленную позади в развалинах и пепелищах обезлюдевшую, голодную, обносившуюся Россию.
Управляющий принес плетеную бутыль вина, налил себе и выпил - верьте, не отрава! - и удалился с вежливой улыбкой.
Долго пировать не пришлось, поступила радиограмма: "Срочно прибыть в штаб", сели и уехали, к удивлению управляющего. Перед отъездом поблагодарили его - ничего не поделаешь, служба.
В штабе, оказывается, был получен приказ: "На Прагу!".
Рано мы отмечали конец войны...
В штабе получил задачу: на броневике с крупнокалиберным пулеметом, с радиостанцией и расчетами к ним двигаться с армией Рыбалко через Рудные горы. По дороге должен буду докладывать - где нахожусь, как дела у танкистов, нужна ли им какая помощь.
Несведущим не надо думать, что на мне свет клином сошелся. Доклады в штаб артиллерии поступали от десятка бригад и дивизий, сам Рыбалко держал отличную связь с Жадовым, но мы были свои офицеры и могли моментально доложить обстановку и какая нужна будет помощь от нашей артиллерии.
Я был одной из песчинок в громадном вихре, катившимся на Прагу.
Сейчас вспомнил, где-то мой земляк Борис Полевой повествовал, как он сел на самолете на стадион в Праге и доложил Маршалу Коневу :
- Прага свободна! -
Представим, в шутку, дело дальше. Обрадованный Конев,- Сталину:
- Товарищ Сталин, Прага освобождена войсками моего фронта!-
  Сталин: - Это точно?! -
Конев: - Конечно точно! Борис Полевой доложил! -
Можно догадаться, что ответил бы Сталин Командующему фронтом...
Мне хорошо знакома техника ведения радиопереговоров: шифровка текста, строго ограниченный круг абонентов для каждой станции и еще более строгое ограничение лиц, имеющих право визирования шифровки для передачи. Так что для передачи любого текста Маршалу Коневу следовало получить визу по меньшей мере Начальника штаба армии, но тот достаточно опытный оперативник, чтобы допустить подобные штучки.
У нас на фронте был случай, когда Верховному доложили, что деревня Камбурлеевка взята, а мы ее потом еще неделю брали. Начальника штаба фронта, заслуженного и умного генерала, Верховный приказал снять с должности. Вот так, это в газету можно писать о докладах любые фантазии.
Ну, а как можно плюхнуть на 100-метровый стадион самолетом, и потом взлететь обратно - пусть расскажут летчики.
Итак, мы поехали. Наш броневик / американский / имел гусеницы, потому по грязи / прошел дождь / мы пробирались сносно, к тому же у нас не было нужды пробиваться без дорог.
Не знаю, какая польза была от моих докладов, но мы без приключений въехали в громадный город. Остановились в какой-то узкой улочке. Все тихо, спокойно. Прага!! Докладывать, что город освобожден? Так я кроме этой улочки ничего не вижу, а за всю Прагу рапортовать - как можно? Город-то громадный.
Доложил все, как есть. Начальство приказало потихоньку двигаться дальше. Но тут получилось то, что следовало ожидать: среди каменных громад не хватило мощности моей станции, и связь оборвалась. Возможно, главная станция передвинулась, они тоже ехали, и оказалась в низине, прикрытая горами.
Стоим, соображаем, что придумать со связью, пулеметчики следят за окнами.
Рядом за воротами кто-то завозился и в калитку высунулись две девчушки. Мы им помахали, они похихикали, но осмелели и вышли на улицу. Следом высыпала целая стайка, и все почему-то смеялись.
Я поглядел на водителя:
- А, вот оно что... Смотри, какой ты чумазый!-
-Товарищ капитан, а я думал, они смеются над вами!- и подал мне зеркало с транспортера.
Действительно, после марша у нас белели зубы да глаза. Теперь смеялись все вместе. Жестами попросили воды умыться. Оказалось, что по-чешски вода тоже вода, но ударение на первом слоге.
Умылись, весело болтали, мало чего понимая, но всем было понятно -Прагу освобождают, пришли русские, немцев гонят.
Радовались теперь все жители дома, открыли окна - пришли свои!
С любопытством разглядывали нас, первых русских, но на улицу не выходили - мало ли что. Храбрыми оказались только девчонки.
Радист, наконец, опять поймал своих, они подошли ближе к Праге, нам указали место встречи и мы потихоньку начали пробираться в тот район. Пулеметчики глядят на окна, водитель на дорогу, я вперед по улице - не замечу ли каких перебежек или еще чего-нибудь подозрительного. Кругом пусто и тихо.
Так прозаически наш броневик въехал в Прагу.
Маршал Конев в своих воспоминаниях пишет, что почти целый день добивался от штабов точного доклада о положении дел во всей Праге. Потом, пишет Маршал, мне стало ясно, что люди "увязли" в ликующей толпе и никуда не могли пробиться.
Я такого не скажу. Ликующие толпы нас не встречали, улицы былипустынны, цветами броневик не засыпали, как это я видел на картине украинского художника Яблонского, но если бы мое начальство спросило: - Как там Прага? Свободна?, - то мой ответ был короток:
- Не знаю!-
 Толпы, видимо, появились, когда подошли штабы армий, с которыми Конев
и держал связь. Тогда, конечно, высыпала на улицы Прага!
Где-то за штабами появился, по моему разумению, Борис Полевой и посчитал, что теперь-то Прага может считать себя освобожденной. Конев в воспоминаниях не отрицал появление корреспондента Полевого на улицах Праги среди первых корреспондентов, но его радостного вопля: - Прага свободна! - не зафиксировал. Видимо, запамятовал...
Маршал не смог разобраться, чья армия - Рыбалки или Лелюшенки - вошла в город первой - армия! Где там уследишь за пишущей братией.
Один корреспондент написал, что с пистолетом и лейкой они, корреспонденты, первыми врывались в города. Верь не верь, а закручено лихо !
Это пехотинец полдня ползет на брюхе к городу или деревне, и если доползет живым, то, что тут куражиться? Извините, пожрать бы чего!
И заслуги каждого в войне различны, их снивелировало  удостоверение "Участника Великой Отечественной войны".
А труд в боях, подчеркиваю, в боях, а не вообще участие в войне, был распределен ох, как неравномерно!
И заслуги перед Родиной в тяжелые годы войны у всех разные. Взять голодного солдата в первом окопе горевшего Сталинграда, на которого валились тонны бомб и снарядов или солдата штурмовавшего ночью высоту на среднем Дону, когда среди воющих трассирующих пуль и рвущихся мин живому человеку не оставалось места. И поставить рядом тоже солдата, но чертежника из штаба армии, сидевшего за 10 км от переднего края - разница улавливается?
Один сражался с врагом грудь на грудь, другой за чертежным столом рисовал схемы, т. е. в какой-то мере помогал обеспечению боя.
Попрекать чертежника нечем: каждому выпала своя доля, но и ставить знак равенства между ратным трудом того и другого, дескать, все воевали, - будет бесчестно.
Так что участник участнику рознь, и не верю я бьющему себя в грудь "герою" - зря такой пыжится, настоящего солдата видно за сто верст, без терзания рубахи на груди.
Степень же риска, вероятность гибели солдата или командира батареи на НП, или же помощника начальника оперативного отделения штаба артиллерии армии и его чертежника в армейском далеке - сравнивать недостойно. Сам прошел ту и другую должность, знаю, и пишу не про других, про себя.

к содержанию
главная страница